«В наших загородных поселках нет ничего для нормальной жизни человека»

Тольяттинский архитектор Александр Колоярский, по проектам которого в Автограде и за его пределами построены дома, гостиницы и храмы, в интервью «ПН» размышляет о причинах кризиса в строительной сфере, рассказывает о том, какие дома заказывают современные тольяттинцы и почему «дворцы», построенные в 90-е годы, сейчас идут под снос, объясняет, как загородные поселки превратились в резервации, и называет причину убогости некоторых новых общественных пространств.

– Александр Николаевич, начнем с актуального вопроса: как пандемия коронавируса отразилась на вашей работе?

– Я уже долгое время работаю удаленно, в своей мастерской, которая практически стала вторым домом, так что для меня, по большому счету, ничего не изменилось. С началом пандемии количество людей, нуждающихся в изменении условий жизни, на мой взгляд, не изменилось, ведь жизнь не остановишь по щелчку: если кто-то долго мечтал о своем доме, внезапно наступившая изоляция не станет причиной, чтобы от него отказаться. Правда, кое-какие коррективы карантин в нашу сферу все-таки привнес: когда у людей появляются материальные ограничения, на первый план выходят более осознанные решения. Заказчики хотят не просто потратить энное количество денег на дом, чтобы кого-то удивить, потешить самолюбие, а потратить деньги с толком, чтобы это принесло максимальную пользу.

В Тольятти, как, впрочем, и по всей стране, в 90-е годы, было возведено много огромных домов, площадью от 400–500 квадратных метров. У людей в то время были средства и не совсем правильное представление о будущем. Многие понимали свой дом как «родовое гнездо» или «поместье» и полагали, что повзрослевшие дети станут жить с ними под одной крышей. Хотя к этому не было никаких предпосылок. Я тогда многим застройщикам задавал вопрос: «Вы живете со своими родителями? Нет? А почему вы думаете, что ваши дети будут жить с вами?» Отвечали они, как правило, так: «Потому что я могу это себе позволить». И это касалось не только детей – а многих чад и домочадцев. Вот это тщеславие и помешало людям трезво увидеть окружающий мир. В итоге произошло то, что должно было произойти: дети выросли и уехали. А многие из тех, кто построил эти дома, сегодня потеряли состояние и не могут больше содержать свои «поместья».

Такие дома время от времени пытаются продать, и получается это с большим трудом. Современный человек более трезвый и рассудительный. Он понимает, что чрезмерно большой дом, кроме того что дорого стоит, требует значительных денег на содержание, отопление, уборку, поддержание в хорошем состоянии, как правило, не функционален, неудобен и, как следствие этого, уродлив.

– И какая судьба ждет опустевшие «поместья», которые нельзя продать?

–Трудно сказать, но, по слухам, если такой дом стоит в хорошем месте, на дорогой земле, например в Портпоселке, его, бывает, продают с землей под снос. В Подстепках и районах за Московским проспектом ситуация другая, цены там ниже. Я не обладаю достаточной информацией, но если такие дома удается продать, то, риелторы говорят, что они уходят не более чем за 50% от тех затрат, которые были вложены в их строительство.

Люди здравомыслящие понимают, что если за эту цену дом не продается, то скорее всего на будущий год он будет стоить еще меньше. И поэтому продают с большим демпингом. Хотя есть категория упорных граждан, которые продолжают настаивать на высокой цене, – такие дома стоят и ветшают.

– Какие дома строят сейчас?

– В основном одноэтажные. Люди осознают, что с годами передвигаться по дому в разных уровнях им будет тяжело. Даже если человек занимается спортом, тренируется, ему не хочется после ужина подниматься в спальню на второй этаж. Сегодня три этажа – это просто нонсенс. Редко встречаются двухэтажные дома с подвалом. Да и подвалы стали отмирающим направлением. Все эти атрибуты: бильярдные, бассейны, тренажерные залы, сауны – уходят. Человеку необходимо общение. Плавать в бассейне одному как-то не очень приятно, еще хуже – играть в одиночку в бильярд. Опять же превращать дом, где живет твоя семья, в бильярдный клуб, чтобы там собирались друзья и соседи, согласитесь, не лучшая идея.

Кстати, за последние несколько лет я участвовал в создании нескольких школ иностранных языков – у нас в городе это достаточно востребованный бизнес. В современном мире желательно владеть иностранными языками, которые сегодня ключ ко многим мировым процессам. Молодые тольяттинцы понимают, что знание детьми иностранных языков существенно расширяет диапазон использования их навыков и талантов. Это позволит по окончании школы не замыкаться в масштабах Тольятти, а расширить границы своего применения.

– А что происходит с ценами на проектирование и строительство?

– Цены на проектные работы снижаются год от года. Эта тенденция убивает ремесло проектировщика. Молодые люди не стремятся получить профессию, а профессионалы покидают ряды проектировщиков или двигаются в сторону столиц. В карман подрядчиков не заглядываю, но, думаю, та же тенденция просматривается на всем строительном рынке.

– Строительная сфера сегодня в кризисе. А что насчет загородных поселков, где тольяттинцы несколько лет назад воодушевленно приобретали жилье?

– Сегодня архитектор часто оторван от потребителя. Заказчиками проекта выступают вовсе не потребители, то есть будущие жители, а девелоперы или риелторы, цель которых – быстрее продать даже не дома, а квадратные метры. Целью же архитектора (во всяком случае, этому нас учили в институте на архитектурном факультете) – создание максимально комфортной среды для полноценной жизни человека. Простого человека, а не только того, чей достаток выше среднего. Вот это противоречие мешает появлению полноценной загородной среды.

Часто ко мне приходят некие люди и говорят: «Мы прекрасно знаем, что сегодня будет продаваться, какие востребованы дома и квартиры». Допускаю. Но они упускают из виду вопрос, будет ли это продаваться завтра. Например, некогда популярные квартиры-студии. О них говорили: это наше будущее, это панацея. А сегодня студии практически не продаются. Так что кризис строительного рынка был ожидаемым – его заложили на стадии проектирования. Весь мир уже это проходил, не знаю, почему девелоперы подобный опыт не изучали.

Сегодня наши загородные поселки, по своей структуре напоминающие «концлагерь», тоже не продаются. Здесь давно известные проблемы: чрезмерная плотность, приводящая к скученности, не меньшее, чем в городе, количество соседей, а через два-три года после сдачи выясняется, что там еще отвратительное качество строительства из дешевых материалов, причем у всех застройщиков одно и то же. В этих поселках нет многого из того, что нужно для нормальной жизни человека: детского сада, школы, поликлиники, универмага, парковых территорий. Ты живешь вроде как за городом, но оказываешься в замкнутом мирке. По сути, это та же самая квартира, но без инфраструктуры – там даже негде погулять, встретиться, поболтать, пройтись, и природы, по большому счету, нет. Одним словом, там сложно жить. В городе, на мой взгляд, жить интереснее и свободнее, чем в этих резервациях.

– Вы как-то говорили, что к вам обращались девелоперы, у которых встали продажи, с предложением спроектировать новые поселки.

– Да, я пытался рисовать несколько территорий с актуальным подходом к формированию жилых и общественных пространств. Застройщики начинают понимать, что рассчитывать на сиюминутную конъюнктуру опрометчиво: 10% домов можно продать быстро, а с остальными уже проблема.

Но пока поселки, которые я рисовал, не построены. Вроде сначала соглашаются, а потом подключаются экономисты и говорят: «Архитектор слишком большой процент земли заложил на дороги, тротуары, общественные пространства». А ведь нужно создавать детские, спортивные площадки, пространства для категории 60+. А это все земля, которую хотят плотнее застроить и продать. Однако необходимо понимать: чтобы люди себя нормально чувствовали на бывшей сельской земле, половину надо отдать под общественные пространства – парки, аллеи, скверы, променады. Если поселок замкнутый, внутри надо проложить определенный маршрут для прогулок, чтобы люди могли вечером или утром пройтись, пробежаться. С этого должно начинаться проектирование. А не так, что одну дорогу проложили и домов наставили, как на дачных массивах. Ведь человек живет не только простыми физиологическими потребностями, ему сверх этого нужно что-то еще, я бы сказал, метафизическое.

– Эти невостребованные поселки может ожидать участь домов-поместий эпохи 90-х?

– Сложно сказать, меня утешает только то, что не я эти поселки проектировал. Путь упрощения и примитивизации – тупиковый. Я об этом говорю очень давно.

– Давайте поговорим о новых общественных пространствах – скверах и парках, которые не так давно построили в нашем городе. Что вы о них думаете?

– На мой неискушенный взгляд, целью возведения этих парков было потратить какое-то количество денег и отчитаться. Честно говоря, меня не радуют ни сквер на месте «Маяка», ни Итальянский сквер. Тольятти превращается в глубокую провинцию. Даже в отдаленных деревушках тамошние парки порой выглядят более презентативно. То, что сделано у нас, за гранью не просто дизайна и архитектуры, а вообще понимания того, для чего все это делалось. Кого ни спросишь, все говорят, что в этом виноваты Путин и его окружение. Так, может, это антипутинские силы строят такие скверы?

Возможно, причина появления подобных объектов – в том, что сегодня нет полномочий со стороны профессионалов. В городе нет главного художника, нет главного дизайнера. Я раньше с иронией относился к чиновникам от нашей профессии. Но они хотя бы создавали барьер, для того чтобы подобные проекты не проходили. Проверяли соответствие возведенных сооружений проектной документации. Авторы могли остановить нерадивых исполнителей, а сейчас этого, увы, нет.