Что происходит в наши дни с Федеральной службой безопасности

Новость прошлой недели: какой-то арестованный московский полковник ФСБ «согласился компенсировать нанесенный ущерб в 6 млрд рублей». Всего лишь полковник – не генерал и не министр. И одновременно чекист, то есть представитель структуры, которая всегда заботилась о чистоте рук, надлежащей прохладности головы и теплоте сердца. Посадки чекистов перестали быть редкостью, отсюда у «ПН» возник вопрос: а что собственно происходит с ФСБ?

Об этой организации до сих пор принято говорить в полголоса – настолько сильна в народе память о жутком КГБ, хотя нынешняя ФСБ это даже не тень КГБ, а небольшой осколок. «Комитет государственной безопасности при ЦК КПСС» был высшей кастой СССР, что-то типа ордена джедаев – сильные, благородные, скромные и неприхотливые.

Но в августе 1991 года руководство КГБ выступило на стороне ГКЧП, и это стало формальным поводом для вдумчивого и старательного расчленения Комитета на много маленьких служб. От КГБ оторвали пограничные войска (их потом вернет Путин), забрали спецсвязь, ликвидировали как вид Пятое управление (и теперь, в 2019 году, надо пояснять, что оно занималось инакомыслящими), отобрали функцию по охране политического руководства страны (путем создания ФСО), но самое болезненное – из КГБ выкорчевали Первое главное управление (и ведь опять требуется пояснять современному читателю, что оно занималось внешней разведкой).

Все, что осталось, – и это и есть ФСБ. Она совсем не равна КГБ: из интересных, «киношных», функций за «конторой» осталась разве что контрразведка, а во всем остальном чекисты XXI века мало отличимы от полиции, прокуратуры и Следственного комитета – борьба с терроризмом, организованной преступностью, незаконным оборотом наркотиков, коррупцией. Про «семерку» (наружное наблюдение) в Тольятти так и вовсе в последний раз вспоминали, кажется, только в связи с одним на первый взгляд малопримечательным пожаром в частном секторе в конце 90-х. Дела об экстремизме (по факту борьба с тем самым инакомыслием) – прочно ассоциируются с полицией, а не с ФСБ.

Если при советской власти было понятно, какая статья в УК «комитетовская», а какая «ментовская», то теперь подведомственность того или иного уголовного дела определяется, по-видимому, на глазок. Чем нынешний чекист отличается от полицейского? Только предметно интересующиеся люди ответят, что звания у полиции – «специальные», а у сотрудников ФСБ – «воинские». Ну и да – как-то исторически сложилось, что более ответственные, крупные и, как это говорят, «резонансные» дела ведет ФСБ, но это можно объяснить просто тем, что в «контору» отбор не в пример строже и, соответственно, ниже риск утечки информации.

Эти «джедаи» не считают, что их служба была создана в 1991 году, и ведут свою родословную от 20 декабря 1917 года, от ВЧК то есть. ФСБ часто ошибочно называют единственной госструктурой, в которой ничего не изменилось с советских времен. Мол, все ведомства сто раз упразднились, слились, создались заново, и только ФСБ всегда на посту. Это не так – от «конторы», как уже сказано выше, очень многое откусили, и единственной госструктурой, в которой ничего не изменилось с советских времен, остается военная разведка.

Таким образом, к 2019 году эфэсбэшники представляют собой всего лишь улучшенную версию полицейских. Подавляющее большинство нынешних сотрудников пришли в контору уже при Путине и в силу молодости понятия не имеют, что значили для советского человека три буквы КГБ. «До обеда работаю на государство, после обеда – на себя», – по такому принципу чекисты трудились в «тучные нулевые», и в этом контексте ставшие регулярными аресты сотрудников ФСБ уже не выглядят удивительными.

Дела всех арестованных объединяет полное отсутствие приключенческой шпионской романтики. Полковник Черкалин, который готов отдать 6 млрд рублей и запонки, стал самым богатым когда-либо арестованным силовиком (у него обнаружено денег и ценностей на 12 млрд), но он совершенно неинтересный. Что-то урвал от попавшего под санацию банка, что-то – от московских застройщиков. Это скучно, про такое не снимают сериалы. С подобными обвинениями отправились недавно в колонию два самарских полковника ФСБ. А посадка майора Сергея Абрамова, служившего в тольяттинском управлении службы, вообще способна вогнать в сон: пообещал колхознику помочь уйти от ответственности, если тот оформит на него оросительный канал.

Все это – дела текущего года, при этом ФСБ ничего не стоит скрывать процессы от широкой общественности. Объявить заседания суда и материалы дела закрытыми, потому что там присутствует гостайна, наверное, даже проще, чем провести суд открыто. Но по какой-то причине чекистское руководство выставляет их напоказ. Что это за причина?

«Еще лет десять назад сотрудников не сажали, – рассказал «ПН» собеседник, знакомый с ситуацией. – Максимальным наказанием было увольнение. Сейчас все изменилось кардинально, а главное – это носит показательный характер. Раньше скрывали, говорили про честь мундира, репутацию конторы, а сейчас начальники управлений как будто соревнуются – у кого больше преступников работает. Теперь прикрывать и укрывать никто не будет, все равно информация дойдет наверх, поэтому, если в управлении обнаружился преступник, его судят как и положено – открыто, гласно. Вот и кажется, что так много чекистов в последнее время идет под суд».

Смысл публичных судебных процессов по делам сотрудников органов госбезопасности, по словам нашего собеседника, двойной – воспитательный и очистительный: «Молодые сотрудники ФСБ читают статьи о том, что того посадили, этого посадили, и деньги не помогли, и дружки с должностями не вытащили, и сразу понимают правила – за злоупотребления служебным положением будет срок. Ничего катастрофического для конторы не происходит, она не разрушается, не погрязла ни в чем, как это пытаются представить некоторые. Происходит очищение от «оборотней», служба от этого только выиграет».