Лонгрид о путешествии тольяттинца в Чечню в марте 1996 года

Для привлечения читательского интереса авторы «ПН» стараются подбирать в качестве героев рубрики «На колесах» людей, путешествия которых были наполнены максимально интересными приключениями, а еще лучше – настоящими опасностями. Как показывает предыдущий опыт, истории о практически смертельных пищевых отравлениях в Индии и о нападении бешеных австралийских водяных коров на тольяттинцев, передвигающихся по миру на личном транспорте, пользуются особым спросом. И каждый раз, начиная писать новый текст, мы выдумываем кликбейт-заголовки, смысл которых примерно следующий: «Это самое сумасшедшее приключение, пережитое нашим земляком».

На этот раз можно с абсолютной уверенностью заявить, что путешествия, опаснее того, о котором мы хотим рассказать сегодня, точно еще не было в «ПН». Вот только заниматься кликбейтом на этот раз не станем, так как сегодняшняя история связана с одним из самых трагических периодов в новейшей истории России.

Дядя Гоша

Как странно порой воспринимается чужой возраст. Игорь Корноухов, о путешествии которого мы расскажем сегодня, тогда, в конце девяностых, казался автору этих строк очень взрослым человеком: брутальный усач в кожаной куртке и спортивных штанах, с неизменной барсеткой и «мобилой», единственный в нашем окружении владелец собственного авто. Он был настолько солиден, что мы называли его Дядя Гоша и считали, что этому мужику лет тридцать пять, не меньше. А самое удивительное, что при всей своей «крутизне» и успешном пивном бизнесе он с удовольствием барабанил в неформальной рок-н-ролльной группе. Воистину герой того времени.

«Это сейчас мне сорок пять. А тогда было немного за двадцать, – говорит по-настоящему взрослый человек в мониторе (интервью прошло по Skype. – Авт.). – И, конечно, все, что тогда со мной случилось, можно оправдать только юношеским максимализмом и глупой романтикой. Сейчас я бы такого ни в коем случае не повторил».

С 2001 года Игорь Корноухов живет на Севере и работает в газовой отрасли. А в конце девяностых выдумывал различные бизнес-схемы на территории Тольятти и не только. Так, например, он узнал, что в Пятигорске из-за отсутствия сырья простаивает местная трикотажная фабрика. Вязаная одежда и стала новым проектом Игоря.

«Я приехал в Пятигорск и изучил ситуацию. Как всегда, оказалось, что шерсть, которую никак не могло найти руководство предприятия, производится чуть ли не в самом Пятигорске. Я свел нужных людей и придумал схемы реализации готовой продукции. Честно говоря, проект просуществовал недолго. Но благодаря ему я познакомился и очень сдружился с местными казаками. С этого все и началось».

Однажды в марте 1996-го Дядя Гоша пропал на два с лишним месяца. Вернувшись в студию и усевшись за барабаны, он скупо сообщил о том, что ездил на машине в Пятигорск и Чечню по делам. Конечно, в период все еще активных боевых действий Второй чеченской кампании его поездка вызвала у нас массу вопросов. Тогда он на них не ответил.

Я тоже хочу

Зато рассказал теперь. В поисках очередного спикера сотрудники «ПН» перебрали массу людей: кто-то не мог найти на нас времени, а чьи-то путешествия не отличались оригинальностью. И тут мы вспомнили про Дядю Гошу. Последний раз мы виделись 20 лет назад, но относительно недавно нашли друг друга «ВКонтакте». На удивление, Игорь быстро согласился поведать свою историю.

«В 96-м в Пятигорске случилась страшная трагедия: бандиты вошли в город и вырезали несколько русских семей. В ту пору государственной власти, считай, не было, и милиционеры, вместо того чтобы искать убийц, попросту попрятались. В тех условиях роль защитников населения на себя взяли местные казаки. На этой волне мэром города выбрали атамана, и началось формирование новой боевой единицы – сводного казачьего батальона. Батальон не только охранял Пятигорск, но и собирался в двухмесячную антитеррористическую командировку в Чечню.

Об этом я узнал от своего друга – заместителя командира батальона. И что-то во мне всколыхнулось: я тоже хочу туда съездить! Сейчас стыдно об этом даже говорить: я рисковал оставить только что родившуюся дочь без отца. Но тогда накануне 8 Марта я сильно поругался с женой, и это подстегнуло меня отправиться в путешествие. Как раз незадолго до этого я поменял потрепанную «семерку» на новую «девятку», поэтому прыгнул в нее и укатил».

Федеральные трассы образца 96-го года сильно отличаются от нынешних. Но Игорь считает, что после знака «Саратовская область» дороги и сейчас далеки от совершенства.

«Там и сейчас не фонтан. Но в 96-м дороги Саратовской области и за ней представляли собой «танковый полигон». Сотни километров я ехал на первой и второй скорости: это был один сплошной маневр по объезду огромных ям и выбоин. Тем не менее до Пятигорска добрался меньше чем за сутки».

Волонтер плюс АКМ

Игорь решил стать волонтером при казачьем батальоне. В милиции Пятигорска он получил справку об отсутствии судимости, которой оказалось достаточно для поступления на службу.

«Тогда с этим было проще. От нас даже не требовали медкомиссию. Помню, кроме меня приехало еще немало парней со всей страны. Даже парочка иностранцев поучаствовала. Из Пятигорска я выдвинулся в Кабардино-Балкарию, в город Прохладное, где в итоге и был сформирован 694-й отдельный мотострелковый батальон. В составе этого батальона 8 марта выдвинулся в Грозный. Но уже на автобусе».

Одно из самых ярких воспоминаний Игоря – это вид Грозного. На человека, никогда не бывавшего на войне, город оказывал мощное психологическое воздействие. Точнее не город, а то, что от него осталось. Понятно, что Грозный не восстанавливали еще после первой войны, а Игорь попал туда, когда столицу Чечни полностью зачистили российские войска, участвующие уже во второй кампании. Но особенно его впечатлила стела «Грозный» на въезде. Кажется, каждый солдат, въезжающий в город, выпустил по ней магазин из своего автомата…

– Да много что меня тогда удивляло. И повальное пьянство контрактников, и «дырявые» КПП, как наши, так и противоположной стороны: за деньги бандиты проходили российские посты, а наши бойцы – вражеские. Некоторые офицеры и старшины умудрялись вывозить через бандитские кордоны целые КАМАЗы добра, которое они намародерствовали. Впрочем, на войне как на войне – быстро привык. В Грозном нас переформировали и уже на броне, с оружием отправили в Ачхой-Мартан.

– Погоди, погоди! С каким-таким оружием, ты же волонтер?

– Это сейчас волонтеры гуманитарку таскают. А в те времена волонтер в составе казачьего батальона был отдельной боевой единицей. В общем-то, я надеялся и «боевые» получить.

– И какое оружие тебе выдали?

– АКМ.

Не все хотели воевать

Март не самый приятный с точки зрения погоды месяц. В военной Чечне с ее почти полным отсутствием дорог главный месяц весны превратил территорию республики в сплошное грязевое болото. Передвигаться по нему, даже на БТР, было крайне некомфортно.

– Ездили много. Можно сказать, что я изучил Чечню как путешественник. С одной лишь оговоркой – сидя на броне. Но если забыть о войне, то можно без сомнения сказать – местность там просто замечательная. Мы стояли практически в предгорье, и потому патрулирование проходило по очень красивым местам. Правда, думали мы о красотах нечасто. Помню, когда первый раз увидел пьяного механика-водителя, буквально выпадающего из только что вернувшегося из патруля БТР, то очень разозлился: мол, что это за разгильдяйство такое! Но мне тут же объяснили, что уезжал он с базы совсем в дрова. Позже понял, в чем дело. Мы катались по большой круговой грунтовке, соединяющей несколько населенных пунктов. Почти везде ее окружала «зеленка», кишащая бандитскими снайперами и гранатометчиками. БТР несся по лужам, ямам и воронкам на максимуме, чтобы не попасть под огонь. Водители постоянно находились в жесточайшем в стрессе, который «уравновешивали» алкоголем. Да и мы, сидя сверху, были отнюдь не спокойные. Руками, ногами, зубами держишься за любые выступы на корпусе – лишь бы не свалиться. Если упадешь – за тобой не вернутся, иначе машину сожгут.

– А с местным населением как-то контактировал?

– Практически нет. Там была выстроена система, когда ВС РФ и мы, казаки, общались только со специальными представителями. Что-то вроде старост. Они представляли интересы сразу нескольких сел. Обычные же мужчины, женщины и дети, просто проходили мимо, не обращая на нас внимания. Мне кажется, воевать далеко не все чеченцы хотели.

– А боевики?

– Как сказать… Много раз слышал о таких ситуациях: наши идут зачищать населенный пункт, а бандиты через наши же заслоны и блокпосты свободно из него уходят. При этом зачищающие бойцы заранее знают, что село будет пустое. То есть была гласная или негласная договоренность: мы вас не трогаем – вы нас.

– Но ведь так было далеко не всегда? Тебе вот довелось повоевать?

– У меня две казацкие медали: за участие в боевых действиях и за ранение.

– Про ранение поподробнее.

Поймать рикошет

Когда это случилось, Игорь не знал подробностей операции, в которой участвовал. Уточненная информация о ней появилась позже – после окончания войны. От командования пришел приказ зачистить Ачхой-Мартановский район и освободить от боевиков населенный пункт Орехово. В операции участвовало два полка ВС РФ и казаки, из которых к тому времени также был сформирован отдельный сводный полк.

«Должно было быть так: регулярные войска зачищают, а мы, казаки, на подхвате. Но из-за несогласованности один полк ВС не дошел до Орехово и остановился, а другой и вовсе не снимался с позиций. Мы же начали штурм в одиночку и попали в мясорубку. В тот день, 28 марта, из 160 человек личного состава погибло, если не ошибаюсь, 16, и десятки получили ранения.

Мне, можно сказать, повезло – отделался малой кровью. Одна пуля ударила в грудь: бронежилет выдержал, но треснуло ребро. А вот вторая пуля сломала ногу. Но и это можно считать большим везением. Дело в том, что, когда в госпитале эту пулю вынули из-под коленной чашечки, она оказалась сильно деформированной. Вряд ли она так «помялась» о мои кости – скорее всего, это был случайный рикошет. Прилети она мне напрямую – остался бы без ноги. Кстати говоря, пульку эту мне потом подарили врачи, и я сделал из нее кулон на цепочке. На память».

Денег нет

Игоря вынесли с поля боя и отправили в больницу Пятигорска. Через три недели он написал расписку об отказе от медицинской помощи.

– Они хотели продержать меня дольше – я еще сильно хромал. Но хромота мне не мешала – обратно на войну я не стремился и хотел поскорее уехать домой.

– Другие казаки или волонтеры возвращались в строй после ранения?

– Да. Некоторые вернулись и вновь вошли в Орехово. Надо сказать, что за боевые заслуги наш полк, сформированный на базе Пятигорского батальона, даже получил полковое знамя. Но через месяц после окончания кампании полк был неожиданно расформирован. А что самое обидное, со многими казаками ВС РФ расторгнул контракт с формулировкой «невыполнение контрактником условий контракта».

– А твои «боевые»?

– Я ничего не получил. Наверное, можно было бы «пободаться» и добиться хотя бы компенсации за ранение. Некоторые из наших ребят, те, кто понастырнее, получили выплаты размером со среднюю годовую тольяттинскую зарплату. Кстати, многие казаки были представлены и к государственным наградам. Но мне тогда было уже все равно – я хотел домой. Конечно, после ранения ехать из Пятигорска в Тольятти за рулем было чревато. Поэтому я оставил свою «девятку» в Пятигорске и перегнал ее после того, как полностью восстановился.

Молодой был

– Игорь, наша рубрика про путешествия, но твой рассказ – это все-таки история про войну.

– А я считаю, что это было в первую очередь путешествие, только с заездом на войну. Я увидел новые интересные места, познакомился с замечательными людьми и приобрел необычный опыт. Конечно, сейчас, в силу возраста и с высоты житейской мудрости, я без стеснения могу сказать, что в 1996 году совершил не особо умный поступок. Но кто из нас в 20-летнем возрасте не совершал глупостей?

По правде говоря, я и сейчас не могу усидеть на одном месте: постоянно выдумываю новые проекты или путешествую. Относительно недавно выписал из Америки чопер и прокатился на нем за Полярный круг – на Белое море. Буду активным, пока есть возможности и силы. Но постараюсь держаться подальше от горячих точек.