Как «гуляли» и переволакивались волжские разбойники
До того как Василий Татищев основал крепость Ставрополь, наши места имели славу самую дурную. Виной тому волжские разбойники, грабившие тут примерно каждого прохожего. Об этом периоде не любят вспоминать, он увековечен разве что в проспекте имени Степана Разина, но ведь сорвиголовы прошлых веков – часть нашей истории. Посмотрим же ей в лицо. О лихих хозяевах Жигулевских гор и их окрестностей, об «удалых добрых молодцах», наводивших ужас на купеческие суда, – ко Дню города Тольятти этот текст.
«В течение трех столетий, до половины XIX века, Жигули пользовались громкой и страшной славой разбойничьего гнезда, наводившего ужас на всех торговых людей, ведущих торговлю с Нижним Поволжьем и Каспием», – так начинает рассказ о наших краях автор «Путеводителя по Волге» Андрей Безчинский. Его книга вышла в свет в 1903 году, ни разу не переиздавалась, в интернете доступна только в pdf-формате, так что в данной статье ее фрагменты впервые публикуются в соответствии с правилами современной орфографии.
«Почти все атаманы волжских разбойников побывали здесь и оставили о себе память. Чуть не каждый овраг и чуть не каждое ущелье здешние легенды связывают с тем временем, когда здесь «гуляли» Стенька Разин и ФЙедька Шелудяк. Еще раньше тут проходили покорители Сибири: Ермак и Кольцо, память о которых сохранилась в существовании двух деревень Ермаково и Кольцовка.
Завидев издали с высокой скалы или обрыва какое-либо судно, разбойники поспешно спускались на берег, отвязывали свои лодки и прятались в кусты. Как только судно приближалось, разбойники кричали: «Сарынь на кичку». Эти слова производили магическое действие: бурлаки, тянувшие лямку, ложились на землю, рабочие, находящиеся на судне, выбегали на палубу и ложились носом вниз (кичка – нос). Наступала мертвая тишина. Хозяин судна торопливо вручал деньги водоливу (старшему рабочему) для передачи разбойникам, а сам в каюте клал земные поклоны перед иконой, освещенной лампадой. Разбойники взбирались на палубу и брали все, что им нравилось. Сопротивление влекло убийство всех, разграбление имущества и потопление судна.
Самым страшным местом в Жигулях было устье реки Усы. Она течет поперек Самарской Луки, с юга на север. У села Переволоки Уса подходит версты на три к Волге. Этим местом пользовались разбойники, чтобы избегнуть объезда всей Луки: около села Переволоки они переволакивали свои лодки с Волги на Усу и спускались по ней в Волгу. Благодаря этим маневрам купеческие суда, благополучно миновав Самару, подвергались нападению разбойников близ Усолья. Если судно успевало скрыться, разбойники спешили переволокнуться сокращенным путем через Усу и нападали на судно наверху.
Бурлаки относились к разбойникам сочувственно и часто жаловались им на своих хозяев за обсчитывание. Разбойники производили тогда над хозяином суд скорый и жестокий: они либо убивали виновного, либо секли его к шумному удовольствию бурлаков. Опасаясь такой расправы, судохозяева, приближаясь к Жигулям, старались задабривать рабочих водкой, а сами готовили дань, которая была почти неизбежна.
Правительство предпринимало против разбойников разнообразные меры, но они долгие годы были безуспешны.
Изловленные разбойники подвергались страшным казням: их вешали, резали на части. За поимку разбойников выдавались большие награды. Все было безуспешно. В 1829 году специально для охраны волжских судов был сформирован военно-рабочий полубатальон, через 9 лет преобразованный в гардкоутный экипаж. Этот экипаж состоял из 300 человек и имел 28 шлюпок, вооруженных пушками.
Однако эта охрана не только не была охраной, но сделалась для судохозяев едва ли не страшнее разбойников: эти, по крайней мере, получив дань от хозяина, не задерживали судна, между тем как члены гардкоутного экипажа постоянно придирались к купцам и требовали предъявления паспортов, а так как бурлаки и рабочие были обыкновенно беспаспортные, то в результате открывалось широкое поле для взяточничества. Кроме того, экипаж сам чинил всякие пьянства и другие безобразия. На суше против разбойников действовала, и более успешно, земская полиция; она устраивала облавы и излавливала немало «воровских людей».
Коренное уничтожение разбойников началось с открытия пароходства в 1845 году, и в несколько лет разбойничество прекратилось совсем».
Сразу после захватывающих воображение описаний жизни жигулевских разбойников автор «Путеводителя по Волге» переходит к описанию Ставрополя 1903 года: «Город отстоит от Волги в четырех верстах, и только весною пароходы пристают на краю города. Жителей 6000. Имеется городской банк, публичная библиотека, три учебных заведения. Торговое значение города невелико и выражается преимущественно отпуском хлеба – до 2 миллионов пудов в год.
Ставрополь имеет большое значение как кумысолечебный и дачный курорт. Город обрамляет большой сосновый бор, в котором находятся 300 дач разных владельцев. Дачная жизнь в Ставрополе удобна, приятна. Все здоровые дачные развлечения здесь налицо: катание на лодках, рыбная ловля, горные прогулки и т. д. В курзале ежедневно играет оркестр, устраиваются танцы», – на этом описание Ставрополя (без всякого «на Волге») завершается. Заметно, что истории о разбойниках заинтересовали Безчинского куда больше, чем сонный быт Ставрополя – в 1903 году для него эти были события пятидесятилетней давности, как для нас сейчас строительство АВТОВАЗа.
Через 50 лет после выхода «Путеводителя по Волге» Ставрополь будет затоплен, под воду уйдет и большинство разбойничьих тайников с кладами. В 1974 году советская власть начнет выдавать паспорта жителям сел (то есть завершив крепостное право де-факто), а потомки Разина и Шелудяка устремятся в новый растущий Тольятти чтобы превратить его в город-сад, а самим стать химиками и автомобилестроителями.
Но народная память о прежних хозяевах наших мест, об «удалых добрых молодцах» осталась.
Просто она затаилась где-то глубоко.
